Но однажды из обсерватории выбежал астроном, чтобы сообщить, что звезда погасла. Как будто это сенсация.
Я осторожно положил трубку и посидел несколько минут под стеклянным колпаком тишины. Со страниц сложенной газеты надо мной смеялся мой собственный гороскоп. В открытом блокноте я все еще мог прочитать записки давно законченного дела. В воздухе висел запах пришельца с другой планеты и его свиты.
А земля слепо продолжала свой путь среди астероидов и вечно кружащихся комет по слишком сложным для понимания простого человека законам, и, сколько я ни пытался дозвониться до Бога и получить разъяснения, его никогда не оказывалось дома.
«Хенрик Бернер. Акв. 10.00». Я раскрыл телефонный каталог. В нем не было никакого Хенрика Бернера. Но зато я нашел Иоахима Бернера, Карла Бернера, Кристоффера Бернера и нечто под названием «Финансовое акционерное общество Бернера».
Иоахим Бернер жил в районе Стурхаугена, Карл Бернер — Натланд Террасе, Кристоффер Бернер — в Нурдос, а акционерное общество расположилось на улице Лapca Хилле. Похоже, мне придется поездить на своем автомобиле.
Я попытался представить династию Бернеров, как ее описывал телефонный каталог. Ведь если вы разбираетесь в престижности районов и социальной географии, то телефонный каталог может рассказать вам больше, чем налоговая справка за последний год.
Имелась фирма под названием «Финансовое акционерное общество Бернера». Имелся человек по имени Иоахим Бернер, проживающий на Стурхауген. Адрес позволял поместить его либо в экстра-класс нашего общества, либо в группу новых богатых с амбициями снобов. То есть тех, кто продаст половину портфеля акций своего предприятия, только чтобы жить в престижных районах.
Имелись еще Карл Бернер на Натланд Террасе и Кристоффер Бернер на Нурдос. В этих случаях возможности интерпретации были намного шире. Все трое Бернеров могли быть братьями, но это представлялось мне маловероятным. Оба адреса указывали и на то, что эти Карл и Кристоффер могли быть сыновьями Иоахима. Возможно, что Карл был братом, а Кристоффер — сыном, или наоборот. Во всяком случае, я решил придерживаться последних вариантов.
Но ни одно из предположений не помогало мне проникнуть в тайну существования Хенрика Бернера. Да и что это за «Финансовое акционерное общество» — кто стоял за ним?
Я уже собрался было позвонить в одну паршивенькую газетенку, где почти всегда сидел на месте журналист Уве Хаугленд и читал «Дагенс нэрингслив» — один из самых наших известных информационных листков для бизнесменов — в надежде выудить хоть какую-нибудь сенсацию из напечатанных петитом заметок на последней странице. Но как раз в это мгновение в приемной раздался звук открываемой двери. Я захлопнул телефонный каталог и быстро спрятал листок с записями во внутренний карман пиджака.
Раздавшиеся шаги были так тяжелы, что можно было подумать, это статуя самого Кристиана Микелсена устала стоять под дождем на улице и теперь собралась потребовать наследства, которое ему причиталось с 1905 года. Но это был всего лишь Данкерт Мюус.
Он не просто открыл дверь в мой кабинет, а с чувством собственной правоты так пнул ее, что любой случайно стоящий за ней человек превратился бы в лепешку. Но поскольку там никто не стоял, дверь просто слетела с петель.
Данкерт Мюус замер в проеме, широко расставив ноги, руки в боки, причем один указательный палец был направлен в меня, и заорал:
— Что, черт побери, ты себе позволяешь, Веум?
Я чуть приподнялся, раскрыл объятия и сказал:
— Проходи же, Мюус. Вот стул — только не вздумай, пожалуйста, выбросить его из окна.
Он бы прекрасно смотрелся в качестве идола в дебрях джунглей. Шляпа, как обычно, сдвинута на затылок, а на фоне бледных болезненно сжатых губ выделяется коричневым пятном старый окурок. С полей шляпы все еще продолжали скатываться последние капли осеннего моросящего дождя. Единственное, что меня удивило, — это как капли не превратились в сосульки, таким холодом обдал меня его взгляд.
Он сделал два шага по направлению к стулу. Но по пути споткнулся о прорванный край старого линолеума. Он посмотрел вниз и носком ботинка поправил края дыры.
— Ты, Веум, оказывается, неплохо зарабатываешь, а? — При этих словах его узкие губы растянулись в некое подобие улыбки, что уже само по себе предвещало низкую облачность. — Это видно по твоим персидским коврам.
Он подошел к письменному столу и провел рукой по столешнице. На кончиках пальцев остались черные следы.
— Уборщица сюда давненько не заходила, ха? — сказал он с презрением.
— У нее летний отпуск.
— Это в ноябре-то?
— Начиная с марта.
— Но ведь не прикончил же ты ее?
— Чтобы не лезла не в свои дела? Ты можешь посмотреть в шкафу. Я всегда там прячу свои жертвы.
Он еще ближе подошел к столу. Это мне совсем не понравилось.
— Садись же, — сказал я.
— Не раньше, чем продлю страховку. Я спрашиваю тебя еще раз: что, черт побери, ты себе позволяешь?
— Ты имеешь в виду что-то конкретное? — непонимающе спросил я.
Он наклонился ко мне:
— Ты знаешь, на днях я был у нашего врача. Годовой осмотр. Я спросил его о появившейся красной сыпи. — Аллергия, ответил он. Держись подальше от Веума. Да, представь себе, я имею в виду что-то конкретное! Послушай, Веум. Пункт 1. Мы обнаружили тебя в логове наркоманов с пробитой головой и самым невинным со времен Марии Магдалины выражением лица. Еще чуть-чуть, и ты стал бы прекрасным жарким на Рождество. Пункт 2. После того, как я попросил тебя держаться на порядочном расстоянии от дела, ты опять тусуешься среди наркоманов и ищешь ту же самую женщину…
— Что ты знаешь об этом? — Но мой вопрос остался без ответа.
— … но и это еще не все. Пункт 3. Нам стало известно, что ты в здравом уме и четкой памяти отправился в Отделение по работе с иностранцами и стал спрашивать об африканце с широкоизвестным именем Александр Латор. И вот теперь я делаю выводы.
— Слово из трех букв. Понял, Мюус? Что общего, черт возьми, у Латора с другим моим делом?
— Только не придуривайся. От меня нельзя ничего скрыть. — Он зло посмотрел на меня.
— Но я действительно ничего не понимаю! Я был в полиции и наводил справки об Александре Латоре, но это касалось совершенно другого дела!
Я по-прежнему ничего не понимал. Его глаза сузились.
— Пожар, Веум.
— Что за пожар? Мой?
— Нет, Веум, не твой пожар, как ты его называешь, наш пожар, что был раньше.
— Когда сгорел Асбьерн Сэвог?
— Именно. Александр Латор проходил как один из главных свидетелей по тому делу. Достаточно веская причина, с нашей точки зрения, чтобы поговорить с ним еще раз. И еще более веская, чтобы ты не разговаривал с ним. Понятно?
Я медленно покачал головой, давая себе время переварить информацию.
— Нет? — прорычал Мюус.
— Да. Я понял, что ты сказал. В этом смысле все понятно.
— В этом смысле?
— Все дело в том, Мюус, что это Латор пришел ко мне, а не я к нему. Он был здесь — у меня в конторе — всего полчаса тому назад. Если бы ты пришел чуть раньше, то…
— Зачем, ты сказал, он обратился к тебе?
— Об этом я ничего не говорил, но это касалось продления его визы. Срок ее действия истекает в понедельник.
Весь его вид источал сарказм.
— Это я знаю, Веум. Может, он хотел, чтобы ты продлил ему визу?
— Он попросил меня выяснить…
— Неужели ты думаешь, Веум, что я совсем дурак?
— В общем, да.
Когда он злился, он проделывал один фокус, который меня всегда восхищал. Он заглатывал окурок, переворачивал его во рту и через некоторое время он опять появлялся на свет божий без каких бы то ни было изменений. На этот раз он проделал свой фокус дважды.
После чего он так навалился на стол, что чуть не перевернул его. Я схватился за край столешницы со своей стороны, и нас вполне можно было сравнить с двумя потерпевшими кораблекрушение, цепляющимися с двух сторон за крошечный спасательный плотик и готовых в любой момент, как только представится такая возможность, спихнуть противника в воду.
— Я серьезно предупреждаю тебя, Веум, и в последний раз предлагаю…
— Не правильнее ли с точки зрения тактики сделать сначала просто предложение?
— Не правильнее ли с точки зрения тактики тебе заткнуться?
— Вполне возможно.
— Тогда послушай. Я в последний раз говорю тебе, что этим делом занимаемся мы, и никто другой. И уж во всяком случае не ты. Эта среда слишком опасна, чтобы мы позволяли безмозглым мстителям лезть туда. Еще раз говорю тебе, Веум, не вмешивайся!
— Это было предупреждение или предложение?
— Предупреждение!
— А…
— Теперь предложение. Я думаю, что ты еще встретишься с Александром Латором?